Лена прислонила лоб к холодному окну автобуса, и сквозь слюдяные струи, омывавшие стекло, взглянула на Рому, стоявшего на тротуаре и смотревшего на нее. И снова превратилось в целый их собственный мир то мгновение, когда их взгляды встретились, нашептывая друг другу о вещах, понятных только им двоим и таких значимых. Снова они смотрели так, будто каждый из них старался унести с собой сколь возможно больше друг от друга: вкус губ, запах, ощущение присутствия, тепло, образ – чтобы лелеять это немногое и утешаться этим до следующей встречи.
Автобус тронулся и с губ сорвалось прощальное "Я тебя люблю". Дождь шел, а Рома долго смотрел вслед автобусу, пока он не исчез на горизонте уходящей в тоску автострады, а потом, закурив, медленно пошел домой. Он шел по мокрым улицам своего района мимо редких продрогших прохожих и думал о Лене.
Вот так раз в неделю они встречались, прощались, и считали дни до встречи, тоскуя друг по другу, и засыпая в своих постелях - холодных, больших, пустых. И не было для них большего счастья, чем заснуть вместе, вновь обнявшись и прижавшись телами, когда окна домов напротив гасли и усталые глаза закрывались под уходящий далеко-далеко шум автострады.
Нескончаемый тоннель возвращения домой – блеклый и безвременный. До конца дня – целая вечность, где каждый миг ликует в осознании своего бессмертия. Вселенная выкуренных сигарет на дне одиночества и газетных листов, разметанных по полу - тщетные попытки заполнить ложе мирового океана песчинками из разбитых часов. Домашняя пустота: равнодушная мебель, индифферентный кот, дефилирующий от одного края сознания к другому. Мерное тиканье ходиков – уродливый марш нестройных рядов искалеченных оловянных солдатиков - мгновений, ползущих к краю пропасти за гранью реального. Хтонический ужас одиночества во всей своей жестокой честности правит бал.
Рома взглянул на серый циферблат ручных часов – еще только час дня. Прошло два часа. Отчего она не позвонит или не напишет? Пальцы выплясывают по кнопкам телефона, выщелкивая буквы, сливающиеся в слова мольбы: «Леночка, любимая, я так соскучился!»
Снова кофе, и снова глаза устало и одиноко бродят по размытым очертаниям букв раскрытой книги, в то время, как мысли так далеки от написанного. Рома перевернул уже три страницы, когда обнаружил, что не может вспомнить ни слова из прочитанного. «Да и к черту, разве это важно сейчас? Где же этот проклятый отчет о доставке?!» - рука судорожно вцепляется в мобильник, как в веревку, сброшенную в пропасть…
Тишина, полная пустота – искусственный вакуум эфира разверзся черной дырой, из которой выползли отвратительные шорохи и треск – ублюдочные порождения неведомого маньяка-демиурга. А потом потрясающий своей холодной беспристрастностью голос донес до сознания Ромы факт – непреложный и опустошающий: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…». Вереница гудков укрыла черную вестницу от праведного гнева.
«Что же? Она еще в метро?» - прошептал непонимающе Рома - «Она должна была быть дома еще час назад! Она сказала, что сразу поедет домой…»
И снова час пытки, а потом второй, и вереница антрактов, оканчивающихся неизменными: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…». И хлопая дверьми врываются в отчаявшуюся голову мысли. Страшные мысли, от которых рушится пол под ногами. Гадкие мысли, от которых хочется разодрать себе пальцами грудь. Простые мысли, которые все объясняют и которым так хочется верить.
Звонить на домашний - срочно, бегом к телефону! Вновь эта безумная пляска по заспанным кнопкам и вновь отверстые врата неизвестности эфира… «Лена еще не пришла. А кто ее спрашивает? Что-нибудь ей передать?» О нет, нет сил отвечать на это, только не сейчас. Спастические судороги пальцев, вдавливающих рычажок и громко ухающие удары в грудь, отдающиеся звоном в ушах. Яркий сполох в сознании – невероятно правдоподобное, все объясняющее предположение ужасно до отвращения: сплетение тел в экстазе счастья, где его место занято другим... Ну конечно! Рывок и падение тела на кровать, зубы сжимаются так, что верно сейчас искрошатся, и пустой рот, наполненный обломками ярости, раскроется, чтобы исторгнуть беззвучный крик боли и выблевать растоптанное сердце...
Сон пришел как ангел-спаситель – милосердно опустившись на обессиленного Рому. Он заснул, укрывшись клетчатым пледом, словно водолазным колоколом, отгородившись им от мира, в котором единственным его желанием было сдохнуть.
Резкий вдох, судорожный рывок с постели, зрачки превращаются в точки, грудная клетка вибрирует, силясь сдержать биение, стремящееся вырваться прочь - сообщение!!! Рома схватил телефон. Конвертик на сером экране прямо под часами! Благословенный конвертик... "Ромочка, милый, я очень-очень тебя люблю! Ты - мой единственный, Ромочка, счастье мое! Родной..."
Глаза его увлажнились – то были слезы счастья, стыда за подлые мысли, слезы свободы от этого жуткого наваждения одиночества. Вспотевшими дрожащими пальцами Рома набрал ее телефон и вслушался в теперь уже столь благорастворенный вакуум эфира: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…». "Наверное неполадки в сети" - подумал Рома и пошел умываться.
Вечером позвонил папа Лены. Автобус, на котором она возвращалась от Ромы, попал в ДТП. Лена умерла через двадцать минут, не приходя в сознание.
Комментарии
frida (0):
Интересно, а если бы не было такой тоски вдалеке друг от друга:
села бы девушка в тот злосчастный автобус?
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Если ты рождён без крыльев, не мешай им расти.
Cirena (0):
А мне вспомнилась "Нежность" Анри Барбюс. Советую всем прочитать!!!! обязательно!!!
25 сентября 1893 г.
Мой дорогой, маленький мой Луи! Итак, все кончено. Мы больше никогда не
увидимся. Помни это так же твердо, как и я. Ты не хотел разлуки, ты
согласился бы на все, лишь бы нам быть вместе. Но мы должны расстаться,
чтобы ты мог начать новую жизнь. Нелегко было сопротивляться и тебе и самой
себе, и нам обоим вместе... Но я не жалею, что сделала это, хотя ты так
плакал, зарывшись в подушки нашей постели. Два раза ты подымал голову,
смотрел на меня жалобным, молящим взглядом... Какое у тебя было пылающее и
несчастное лицо! Вечером, в темноте, когда я уже не могла видеть твоих слез,
я чувствовала их, они жгли мне руки.
Сейчас мы оба жестоко страдаем. Мне все это кажется тяжелым сном. В
первые дни просто нельзя будет поверить; и еще несколько месяцев нам будет
больно, а затем придет исцеление.
И только тогда я вновь стану тебе писать, ведь мы решили, что я буду
писать тебе время от времени. Но мы также твердо решили, что моего адреса ты
никогда не узнаешь и мои письма будут единственной связующей нитью, но она
не даст нашей разлуке стать окончательным разрывом.
Целую тебя в последний раз, целую нежно, нежно, совсем безгрешным,
тихим поцелуем --ведь нас разделяет такое большое расстояние!..
25 сентября 1894 г.
Дорогой мой, маленький мой Луи! Я снова говорю с тобою, как обещала.
Вот уж год, как мы расстались. Знаю, ты не забыл меня, мы все еще связаны
друг с другом, и всякий раз, когда я думаю о тебе, я не могу не ощущать
твоей боли.
И все же минувшие двенадцать месяцев сделали свое дело: накинули на
прошлое траурную дымку. Вот уж и дымка появилась. Иные мелочи стушевались,
иные подробности и вовсе исчезли. Правда, они порой всплывают в памяти; если
что-нибудь случайно о них напомнит.
Я как-то попыталась и не могла представить себе выражение твоего лица,
когда впервые тебя увидела.
Попробуй и ты вспомнить мой взгляд, когда ты увидел меня впервые, и ты
поймешь, что все на свете стирается.
Недавно я улыбнулась. Кому?.. Чему?.. Никому и ничему. В аллее весело
заиграл солнечный луч, и я невольно улыбнулась.
Я и раньше пыталась улыбнуться. Сначала мне казалось невозможным вновь
этому научиться. И все-таки, я тебе говорю, однажды я, против воли,
улыбнулась. Я хочу, чтобы и ты тоже все чаще и чаще улыбался, просто так --
радуясь хорошей погоде или сознанию, что у тебя впереди какое-то будущее.
Да, да, подними голову и улыбнись.
17 декабря 1899 г.
И вот я снова с тобой, дорогой мой Луи. Я -- как сон, не правда ли?
Появляюсь, когда мне вздумается, но всегда в нужную минуту, если вокруг все
пусто и темно. Я прихожу и ухожу, я совсем близко, но ко мне нельзя
прикоснуться.
Я не чувствую себя несчастной. Ко мне вернулась бодрость, потому что
каждый день наступает утро и, как всегда, сменяются времена года. Солнце
сияет так ласково, хочется ему довериться, и даже обыкновенный дневной свет
полон благожелательности.
Представь себе, я недавно танцевала! Я часто смеюсь. Сперва я замечала,
что вот мне стало смешно, а теперь уж и не перечесть, сколько раз я
смеялась.
Вчера было гулянье. На закате солнца всюду теснились толпы нарядных
людей. Пестро, красиво, похоже на цветник. И среди такого множества
довольных людей я почувствовала себя счастливой.
Я пишу тебе, чтоб рассказать обо всем этом; а также и о том, что отныне
я обратилась в новую веру -- я исповедую самоотверженную любовь к тебе. Мы с
тобой как-то рассуждали о самоотверженности в любви, не очень-то хорошо
понимая ее... Помолимся же вместе о том, чтобы всем сердцем в нее поверить.
6 июля 1904 г.
Годы проходят! Одиннадцать лет! Я уезжала далеко, вернулась и вновь
собираюсь уехать.
У тебя, конечно, свой дом, дорогой мой Луи, ведь ты теперь совсем
взрослый и, конечно, обзавелся семьей, для которой ты так много значишь.
А ты сам, какой ты стал? Я представляю себе, что лицо у тебя пополнело,
плечи стали шире, а седых волос, должно быть, еще немного и, уж наверное,
как прежде, твое лицо все озаряется, когда улыбка вот-вот тронет твои губы.
А я? Не стану описывать тебе, как я переменилась, превратившись в
старую женщину. Старую! Женщины стареют раньше мужчин, и, будь я рядом с
тобою, я выглядела бы твоей матерью -- и по наружности, и по тому выражению
глаз, с каким бы я смотрела на тебя.
Видишь, как мы были правы, расставшись вовремя. Теперь уж мы
перестрадали, успокоились, и сейчас мое письмо, которое ты, конечно, узнал
по почерку на конверте, явилось для тебя почти развлечением.
25 сентября 1893 г.
Мой дорогой Луи!
Вот уже двадцать лет, как мы расстались... И вот уже двадцать лет, как
меня нет в живых, дорогой мой. Если ты жив и прочтешь это письмо, которое
перешлют тебе верные и почтительные руки,-- те, что в течение многих лет
пересылали тебе мои предыдущие письма, ты простишь мне,-- если ты еще не
забыл меня,-- простишь, что я покончила с собой на другой же день после
нашей разлуки. Я не могла, я не умела жить без тебя.
Мы вчера расстались с тобой. Посмотри хорошенько на дату -- в начале
письма. Ты, конечно, не обратил на нее внимания. Ведь это вчера мы в
последний раз были с тобою в нашей комнате и ты, зарывшись головой в
подушки, рыдал как ребенок беспомощный перед страшным своим горем. Это
вчера, когда в полуоткрытое окно заглянула ночь, твои слезы, которых я уже
не могла видеть, катились по моим рукам. Это вчера ты кричал от боли и
жаловался, а я, собрав все свои силы, крепилась и молчала.
А сегодня, сидя за нашим столом, окруженная нашими вещами, в нашем
прелестном уголке, я пишу те четыре письма, которые ты должен получить с
'большими промежутками. Дописываю последнее письмо, а затем наступит конец.
Сегодня вечером я дам самые точные распоряжения о том, чтобы мои письма
доставили тебе в те числа, которые на них указаны, а также приму меры к
тому, чтобы меня не могли разыскать.
Затем я уйду из жизни. Незачем рассказывать тебе -- как: все
подробности этого отвратительного действия неуместны. Они могли бы причинить
тебе боль, даже по прошествии стольких лет.
Важно то, что мне удалось оторвать тебя от себя самой и сделать это
осторожно и ласково, не ранив тебя. Я хочу и дальше заботиться о тебе, а для
этого я должна жить и после моей смерти. Разрыва не будет, ты бы его,
возможно, и не перенес, ведь тебе все огорчения причиняют такую острую боль.
Я буду возвращаться к тебе,-- не слишком часто, чтобы понемногу мой образ
изгладился из твоей памяти, и не слишком редко, чтоб избавить тебя от
ненужных страданий. А когда ты узнаешь от меня самой всю правду, пройдет
столько лет (а ведь время помогает Мне), что ты уже почти не сможешь понять,
что значила бы для тебя моя смерть.
Луи, родной мой, сегодняшний наш последний разговор кажется мне
каким-то зловещим чудом.
Сегодня мы говорим очень тихо, почти неслышно,-- уж очень мы далеки
друг от друга, ведь я существую только в тебе, а ты уже забыл меня. Сегодня
значение слова сейчас для той, которая его пишет и шепчет, совсем иное, чем
для того, кто будет читать это еловой тихо произнесет "сейчас".
Сейчас, преодолев такое громадное расстояние во времени, преодолев
вечность -- пусть это покажется нелепым,--сейчас я целую тебя, как прежде.
Вот и все... Больше я ничего не прибавлю, потому что боюсь стать печальной,
а значит, злой и потому, что не решаюсь признаться тебе в тех сумасшедших
мечтах, которые неизбежны, когда любишь и когда любовь огромна, а нежность
беспредельна.
;-(
Счастья-кусочеК (0):
... спасибо.
Клюква (0):
Ну вот итак авитаминоз, а тут еще этот депресняк весенний :(
__________________________________
То, чему сопротивляешься, упорствует.
Человек становится тем, что он думает.
Счастья-кусочеК (0):
)))) ничего, это порой тоже бывает очень полезно. Полезно просто прочесть про чужую любовь.... понять . что и такое бывает...
Lis (0):
Грустно..........но задело.
Вспомнилась "Баллада о прокуренном вагоне " Кочеткова
- Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,-
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана -
Прольется пламенной смолой.
- Пока жива, с тобой я буду -
Душа и кровь нераздвоимы,-
Пока жива, с тобой я буду -
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой повсюду -
Ты понесешь с собой, любимый,-
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.
- Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
- За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба - я и ты.
- Но если я безвестно кану -
Короткий свет луча дневного,-
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, в млечный дым?
- Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.
Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!
__________________________________________________________________________________
"...в историческом процессе определяющим моментом, в конечном счете, является производство и воспроизводство действительной жизни" (К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., изд. 2-е,
Alenka (0):
Мысль материальна
(накаркала,по-простому. Не люблю я это стихотворение.
А пьесу Володина-люблю)
_______________________________________________________________
Жизнь-это 10% того,что с вами случается и 90% того,как вы на это реагируете